Онлайн анкета

Гарантия результата там, где работают на результат.

Подробнее
Курсы валют на 19.03
USD91.9829
EUR100.2432
GBP117.1862
CAD67.9693
AUD60.3960
Как оформиться
Вернуть налоги
Заказать авиабилеты
Заказать брошюру
Страхование
Образовательные партнеры
Ссылки по теме

История музыканта. Ночь в Вероне

2 сентября 2004 г., Станислав, Чебоксары
Милан, куда мы прилетели из Кёльна на рок-фестиваль в июне 1977 года, нам показался очень замусоренным. Везде валялись скомканные бумажки, пустые сигаретные пачки и раздавленные банки из-под "Кока-колы". В ванной моего номера в отеле "Puccini" горячая и холодная вода текла из отдельных кранов, а душа не было вообще.

Laura Amadeo, невысокая девочка лет девятнадцати и наш русскоговорящий event manager, протопала за мной в номер, вручила пачку festival schedule на итальянском языке, спросила хриплым голосом "Вы всё понятные?", услышала, что "нет", отобрала эти расписания и, высунув от старания язык, начала подрисовывать перевод, почему-то усевшись для этого на пол. Она то и дело вытаращивала свои шальные черные глазки в потолок, чтобы вспомнить "как это in russo", а когда вспоминала, так энергично кивала головой, что ее черные волосы падали ей на лицо, закрывая его почти до носа. В отличие от всех остальных итальянцев, которых мы успели увидеть по дороге из аэропорта, она была совершенно не загорелой, и у нее была удивительно нежная кожа.

Фестиваль проходил в парке Redecessio, который представлял собой маленький скверик, приютившийся неподалеку от большого промышленного района, с оградой и прудиком, плотно населенным комарами. На севере Италии подобные места почему-то принято называть парками.

Мы играли в первый же день, после итальянской лохматой пародии на "King Crimson" под названием "La PFM" и перед первоклассными музыкантами - "Il Baletto Do Bronzo" На концерт пришли пятьдесят тысяч человек. Большинство из них попали туда, просто проломив ограду скверика. Как только мы начали играть, и включилось сценическое освещение, на нас немедленно налетели полчища комаров, и на протяжении всего концерта нам пришлось хлопать себя по разным местам, а также уворачиваться от летящих на сцену использованных шприцев, которыми нас забрасывали нашпигованные героином зрители с первых рядов.

В профессиональном отношении фестиваль был для нас очень привлекателен. Достаточно сказать, что на второй день там выступал Adriano Celentano со своей группой "Rock Boys", а вместе с ними приехала Клаудия Мори, которая за год до этого снялась с ним и с Марчелло Мастрояни в фильме "Благородный венецианец". На закрытии же вручал призы сам Frank Zappa, приехавший туда один и в качестве почетного гостя. Через пять лет в этом же парке состоится его собственный концерт, с теми же комарами и шприцами, что послужит мотивом для наглядной мультипликационной иллюстрации обложки его альбома "The Man From Utopia."

Организация же фестиваля была просто ужасной. За пол часа до нашего выступления к нам в гримерную вломилась Laura Amadeo в ужасном фиолетовом парике, и в панике запричитала, что нас давно объявили, а мы "тут отдыхать", а зрители уже сердитые. Когда мы вылетели на сцену, на нас оттуда замахал руками какой-то джентльмен в смокинге и кедах и тоже запричитал, что вылетели мы рано, и сейчас его номер, а когда он крикнет "Red Bicycle, USSR", вылетать нам будет самое время. Выступавший до этого "La PFM" заиграл блюз, а джентльмен стал медленно двигаться в танце по авансцене и постепенно раздеваться, развешивая предметы своего туалета по микрофонным стойкам. Особенно долго он снимал и нюхал свои носки. Когда он остался в одних трусах, он поджег зажигалкой факел и начал изрыгать изо рта пламя, незаметно прихлебывая что-то из маленькой бутылочки, которая висела у него на шее. Самые бурные овации этого фестиваля достались ему, а был он, как нам представила его Laura Amadeo, пока его после номера рвало за сценой от эфира, мэром Милана.

Когда закончился первый фестивальный день, к нам подошел Vito Manzari, тогдашний бас-гитарист "Il Baletto Do Bronzo", и сказал, что давно мечтал познакомиться с русскими музыкантами и будет рад, если мы присоединимся к ним поискать приключений в Milan by night. Согласился я и Вадик, наш пианист, а остальные отправились спать, вымотанные донельзя всей этой миланской комарино-героиновой рапсодией.

Сначала мы болтались по злачным местам, в одном из которых мы с Вадиком еле отделались от двух проституток, а из второго нас почему-то просто выбросили на улицу. Нам это быстро надоело, мы отделились от искателей приключений и, выстояв очередь, попали в фешенебельный диско клуб. Вот там-то я и познакомился с Beate Cecioni. Ее фамилия звучала как "Чечони", и до сих пор, когда я произношу это слово вслух, у меня на душе становится тепло и вместе с тем немного беспокойно, как будто я забыл что-то важное, и, если прямо сейчас не вспомню, то случится что-нибудь непоправимое. Я пригласил ее на танец. Вернее, сначала я пригласил ее худенького и длинноволосого брата-океанолога, который сзади мне очень понравился, но когда я увидел его бороду и понял, что сослепу не угадал в нем мужчину, я разинул рот и зачем-то сказал, что в Милане летом очень жарко. Beate стояла рядом, и, увидев, что я безнадежно влип, кивнула мне и подошла, переиграв все таким образом, как будто на самом деле я хотел пригласить ее, а Gianni - уменьшительное от Джованни, просто стоял у меня на дороге. Умничка.

Beate прекрасно говорила по-английски, я рассыпался в благодарностях, и мы весь танец умирали надо мной и Gianni со смеху. Потом я пошел искать Вадика, а Beate стала ходить за мной по пятам и рассказывать, что была на нашем концерте, и ей очень понравилось. Еще она рассказала, что у них в Италии есть обычай: если парень приглашает на танец девушку, то он становится ее кавалером на весь вечер. Вечер и ночь в английском языке называют одним словом night, и возможно именно из-за этой британской словарной ограниченности Beate провела со мной и вечер в диско клубе и ночь в номере моего отеля. В постель ко мне Beate сначала забралась в джинсах и футболке, а потом по моему требованию все это сняла. Я пылко прижался носом к ее груди, страстно сжал ее попу своей мужественной рукой и тут же позорно заснул.

Проснулся я один. Естественно, - лежал и думал я в смятении от такого конфуза. - И нужно было заставлять ее раздеваться-то! Спала бы уж в штанах, было бы хоть оправдание! Мол, я-то, пожалуйста, а ты-то, вот!.. И кто же это к мужчине в штанах спать-то ложиться! Тем более к такому! Вот, дурень-то!

Когда я подумал про "дурня", в номер вошла Beate с подносом, на котором в чашках дымился кофе, а в вазочках лежали круасаны. Все это пахло умопомрачительно вкусно.

- Awake? Super! Did you sleep well, Stas? Hope you are not angry, ah? I was very tired and felt deadly sleepy last night. I'm sorry!

Вот это номер! Это кто же первый заснул-то? Видимо на общих небесах наш православный бог внимательнее и сострадательнее к своим овцам заблудшим, чем их католический Dio. Я сказал, что, мол, ничего страшного, я и сам устал, как собака, а за кофе с булками - отдельная от лица нашего коллектива благодарность. Она широко улыбнулась, поставила поднос ко мне на одеяло и уселась рядом. И тут я ее, наконец, смог разглядеть и расспросить, кто она такая есть.

Beate было двадцать шесть лет, родилась она в Вероне, и там живут ее родители. Работает она преподавателем storia medievale - истории средних веков в Университете Милана. Gianni океанолог и работает тоже в Милане на какую-то ирландскую компанию. Beate была высокой, стройной и очень... ладной девушкой с веснушками и длинными черными волосами. Она действительно была очень ладной. Все у нее было чистое, новое, идеально подогнанное, пропорциональное и по размеру. И одежда и лицо и тело. Если бы я назвал ее красавицей, то сказал бы так мало, потому что в ее голосе, жестах и манерах было столько настоящего шарма, что, когда я доел круасаны, я стал всерьез подумывать о том, как бы мне задержаться в Милане после фестиваля.

По всей видимости, примерно о том же думала и Beate, потому что, когда я стал заворачиваться в одеяло, чтобы прошмыгнуть в ванную, где валялась вся моя одежда, она покраснела, попросила меня не вставать, разделась и нырнула ко мне под одеяло. Под одеялом она шепотом опять извинилась за вчерашнее, закрыла ладошкой мои глаза и наказала мне просто лежать, потому что сейчас она покажет, как может служить мужчине настоящая итальянка. Она так и сказала "serve the man".

Я забыл обо всем на свете. Потом мы лежали, болтали, смеялись, кидались подушками, вместе сидели в ванной, и она снова и снова показывала, как может служить мужчине настоящая итальянка. В самый неподходящий момент в номер вломилась Laura Amadeo, покраснела как помидор, и сказала по-итальянски, что мне давно пора сидеть в автобусе, чтобы ехать на концерт, а я с перепуга все это понял. Мы втроем смотрели друг на друга, молчали, потом Laura Amadeo вскрикнула "mamma mia!", закрыла глаза ладошками, отвернулась и кинулась вон, хлопнувшись лбом о дверь.

Вся неделя в Милане была полна рок-н-ролла по вечерам, мертвецкого сна в обнимку с Beate по ночам и "настоящей итальянской любви" с ней по утрам. Днем нас кормили. Beate научила меня правильно есть spaghetti и говорить по-итальянски "любовь с первого взгляда" - ''amore a prima vista". Я научил Beate испытывать наслаждение от близости, плавать под водой с открытыми глазами и хорошим манерам по-русски, при которых девушке было принято опираться на руку мужчины при выходе из автобуса, и не принято таскать тяжелые чемоданы, если все тот же мужчина рядом. В Италии мы сплошь и рядом видели упитанных сеньоров с газетой в руках и рядом их сеньорит, навьюченных огромными сумками, подобно валаамовым ослицам, что внезапно обрели дар речи, но ослицами от этого быть не перестали.
Я спросил Beate, почему она бежит за водой, стоит мне захотеть пить, завязывает мне ботинки, носит мне завтрак в постель и вообще делает все, что я хочу, сразу, молча и с какой-то демонстративной радостью. Она рассказала мне, что я ей очень нравлюсь, но главное не это, а то, что ее так воспитали. В Италии мужчины очень неохотно и с большой осторожностью женятся, и очень легко потом разводятся. Женщине же разводиться никак нельзя, потому что она после этого выходит в тираж. Ей трудно опять выйти замуж и даже трудно найти работу. Считается, что если она развелась, значит, что-то не так с ее характером, здоровьем, умом и т.д. И с детства ей постоянно внушали, что ее призвание служить мужчине. Да-а-а... Где-то в Таджикистане я уже об этом слышал. Ну-ну.

А с другой стороны... Эх, наших бы сюда, на перевоспитание! А, впрочем, нет, о чем это я? Разве кто-нибудь может сравниться с девочкой, воспитанной в России!? И разве вы, мой преисполненный патриотизма читатель, познавший первые радости любви в России, не согласны со мной? Смею вас со всей ответственностью и опытом шестнадцатилетних скитаний по всем странам Европы и Юго-Восточной Азии заверить, что вы будете совершенно правы, соглашаясь со мной. Только в России могут народиться и вырасти женщины, воспетые Пушкиным и Баратынским, Некрасовым и Толстым. А также упомянутые и вашим покорным слугой в этом скромном рассказе. Впрочем, я отвлекся.
За два дня до конца фестиваля Beate просмотрела внимательно наш гастрольный план, переговорила с кем-то по телефону, посидела в раздумье с полчаса над картой Италии, и потом усадила меня напротив и наказала внимательно слушать. Мой "Оранжевый Велосипед" в последний день фестиваля, в воскресенье, не работает, в понедельник у нас только вечером банкет. Во вторник мы должны ехать на поезде в Рим, это 576 километров и займет целый день. В среду в Риме у нас только sound-check, то бишь, даже не репетиция, а просто проверка оборудования. В общем, есть четыре чистых свободных дня, и Beate хочет пригласить меня в Верону, к родителям. Они знают, и будут очень рады. До Вероны отсюда 163 километра, и Gianni довезет нас на машине за два часа. От Вероны до Рима 1070 километров и нет ночных поездов, а на утренний самолет лучше не рассчитывать, потому что есть риск нелетной погоды. Но Gianni может меня на машине отвезти и в Рим за ночь со среды на четверг. И мы можем пожить у ее родителей почти четыре дня. Все согласны и будут рады, если я хочу.
Что все согласны, это мне было понятно - Beate была всеобщей любимицей, и ей было трудно отказать. Но, что Gianni будет рад ехать за рулем всю ночь до Рима, а потом обратно в Милан, мне было сомнительно. И я спросил, зачем такой экстрим, когда я могу поехать из Вероны поездом в среду утром? На что Beate покраснела и сказала, что ее радует моя практичность, но тогда мы будем вместе на день меньше, и ей интересно, почему я не спросил, не хочет ли она поехать со мной в Рим тоже. Я спросил, и она ответила, что не может, потому что у ее бабушки в четверг день рождения. Я сказал, что очень жаль, а она спросила, почему я до сих пор не сказал, хочу ли я поехать в Верону или нет. Я спросил, есть ли у меня выбор, а она широко улыбнулась, и сказала, что нет.

Вообще-то, для советского командировочного отстать от группы за рубежом на целых четыре дня было очень и очень чревато. Для лучшего понимания далее я вкратце опишу обычную процедуру подготовки нас на зарубежные гастроли. Каждый раз нас обязательно вызывали в КГБ и внушали, что ходить по улицам мы можем только попарно и при попытке любого прохожего с нами заговорить должны немедленно и молча разворачиваться и идти в другую сторону, потому что это не иначе как шпионские проделки. Кроме того, в каждой поездке в роли старшего группы с нами обязательно оказывался какой-нибудь Николай Николаевич, как правило, неприметный мужчина в сером костюме и характерным взглядом аналитика - убийцы. Нам и так многое по мелочам сходило с рук, но это - по мелочам, и хотя "там" понимали, что мы за рубежом были товаром определенного спроса, и за нас хорошо платили, но четыре дня... И все же я поехал. Верона была прекрасна! Древний и уютный городок, и в отличие от Милана очень чистый. И тоже какой-то ладный, как Beate. Мы бродили по узеньким, булыжным улочкам, по которым в 1303 году Ромео крался к дому Капулетти на via Kapella, 23. Мы стояли в куче туристов под балконом Джульетты и тоже прилепили жевательной резинкой на правую стену признания в любви, среди тысяч других. Статуя Джульетты была одна и бронзовая, и это лишний раз подтверждало, что итальянцы народ горячий, и под руку могут много чего наобещать, но по большей части - необязательный. Ведь старина Монтекки божился, мол:

"...Из золота ей статую воздвигну.
Пусть людям всем, пока стоит Верона,
Та статуя напоминает вновь
Джульетты бедной верность и любовь".

На что, расчувствовавшись, папаша Капулетти сгоряча наобещал:
"Ромео статую воздвигну рядом..."

Gianni терпеливо дожидался нас в машине, хотя как все ученые, оставаясь один, он тут же углублялся в свои океанические карты и таблицы и, когда мы возвращались, он подолгу смотрел на меня, с трудом вспоминая, кто я такой и зачем забрался в его машину.
Ужинали мы в доме их родителей, на via Timavo 5, где сеньора Чечони угощала нас всяческой итальянской вкуснятиной, а тучный сеньор Чечони, адвокат по профессии, все пытал меня о советском уголовном законодательстве и каждые десять минут куда-то убегал. Когда мы после ужина вышли с Beate посидеть в дворике, она объяснила мне, что итальянские мужчины не считают необходимостью сдерживать газы, но она позвонила из Милана и строго настрого всех предупредила, что в России, если судить по мне, мужчины вообще не пукают, и теперь ее бедный папа будет все четыре дня бегать для этого в туалет.
Квартира Чечони располагалась на первом этаже, и у выхода из подъезда c левой стороны был еще один подъезд, а с правой стояла деревянная скамейка, где мы каждый вечер после ужина сидели с Beate и молчали. Аромат ее волос смешивался с запахами вековых каменных стен и южной летней ночи. Я чувствовал под рукой тепло ее колена и хотел, чтобы остановилось время. И оно остановилось, потому что нам было уже все равно, день сейчас или ночь. Больше мы по городу не ходили, лишь иногда я выходил из дворика, поворачивал налево, доходил до маленького магазинчика, покупал банку кока-колы и возвращался. Beate все время ходила за мной по пятам, а хозяин магазинчика Lino говорил нам "buon giorno", и вел себя так, как будто знает меня уже много лет, мы обо всем переговорили и давно понимаем друг друга без слов.
Gianni подарил мне свой ирландский раскладной нож, и я вырезал им на скамейке "Stas", потому что нужно было уезжать, и я не знал, что мне делать с каким-то животным страхом, что я вижу все это в последний раз. Beate держала меня за руку, а я смял пустую банку из-под кока-колы и сунул ее в чугунную решетку на окне в подвал. Банка не пролезла и застряла. Наверное, за решетку раньше никто ничего не совал, потому что за ней было чисто, как везде в Вероне.
Ночью на дороге в Рим нас догнал огромный "Ford", прижал к обочине, к нам подошел седой и крепкий итальянец, положил мне руку на плечо и спросил:


- La posso disturbare un momento?
Gianni сказал, что итальянец спросил, можно ли меня на минуту. Я пересел в "Ford", а в машину к Gianni забрался седой. Мне на ломаном русском передали привет от Николая Николаевича и сказали, что мы должны следовать в Рим, никуда не заезжать, иначе у меня, у Gianni и у Beate будут неприятности. По-видимому, то же самое сказали Gianni. Целый час он ехал, наморщив лоб, и молчал, а потом посмотрел на меня шальными итальянскими глазами и резко повернул машину на проселочную дорогу к дому своей бывшей подружки.
- KG-fucking-B is nothing here, in Italy. It's my country and I don't care.
- Ох, Gianni, блажен верующий! - думал я, уплетая спагетти и с благодарностью кивая его полусонной подружке, которая вышла к нам в футболке и трусах, да так и ходила за нами, пока мы ели и купались в бассейне. Я вырвался от Gianni, который старался меня утопить, хлопнулся на шезлонг, увидел небо в крупных южных звездах и мечтательно завопил, остановись, мол, мгновение, а то, вот, помрешь завтра и больше этой итальянской красоты никогда не увидишь. На что подружка Gianni равнодушным голосом ответила, что умру я не завтра, а через шестьдесят пять с половиной лет, и в Италию еще приеду. Я посмотрел в ее черные глаза и покрылся мурашками. Тогда она добавила, что приеду я напрасно, потому что больше Ее никогда не увижу, а сама она устала и идет спать. Термос с кофе и бутерброды - на переднем сидении.
- Wait, wait, wait, - заблажил я, шлепая за ней босыми ногами. - Did you really mean, I wouldn't see Beate if I'm back again?
Она покачала отрицательно головой и прикрыла за собой дверь. Потом, правда, приоткрыла ее опять и добавила, - You've never seen her..., poor boy. - И скрылась совсем, уже окончательно сбив меня с толку.
В Риме мне влетело по полной программе, я "осознал" и послушно вписался в наш дальнейший гастрольный график. Города, лица новых знакомых, сначала итальянские, а потом французские имена и названия закрутились в таком пестром калейдоскопе, что мы редко их вспоминали уже через два дня. В Париже мы поехали сразу в концертный зал, потому что опаздывали, а ночью, когда мы "заселялись", ко мне подошел дежурный garcon и сказал, что у le receptionniste для меня есть письмо. Я молча смотрел на него, пока он не вскрикнул "Ah!" и не сбегал за ним.
Это был большой конверт с письмом от Beate и приглашением в гости на отдельном листе с какой-то печатью. В письме говорилось, что по этому приглашению в итальянском посольстве в Париже мне сразу дадут визу, и я могу, если хочу, опять приехать к ней в Верону, когда у меня через пять недель будет перерыв. Если я прилечу на ночном самолете в Милан, где они с Gianni меня встретят, то у нас будет почти три дня. Она хорошо знает наш гастрольный план, и все подсчитала.
Потом ко мне подошел garcon и сказал, что я сижу уже целый час, и будет лучше, если я все-таки пойду спать, а завтра, на свежую голову, обязательно придумаю, что мне делать с этим письмом. Когда он говорил "с письмом", один его глаз смотрел на меня, а другой на конверт. Я у него спросил, где он научился смотреть глазами в разные стороны, а он ответил, что еще умеет шевелить ушами и спать стоя. Я удивился и сказал, что спать стоя я тоже умею - научился в армии, а, вот, сколько не пробовал шевелить ушами, у меня ничего не получалось. Garcon сказал, что обязательно получится, если я буду долго тренироваться перед зеркалом, а потом пожелал мне "bonne nuit" и осторожно прикрыл за мной дверь моего номера.
"Дырка" в нашем графике образовалась по причине какой-то забастовки французских транспортников на две недели раньше запланированной, я купил билет на прямой вечерний рейс до Вероны и решил сделать Beate сюрприз. Собственно, сюрприза я делать не хотел, просто я забыл конверт с ее адресом в посольстве, а когда мы, расставаясь еще в Вероне, написали на одинаковых красивых бумажках наши адреса, я уверенно сунул к себе в карман свой, а к ней - ее. И понял это только тогда, когда захотел предупредить ее телеграммой о своем досрочном приезде.
В Вероне я отпустил такси у магазинчика Lino и с бьющимся сердцем пошел к знакомому дворику. За два шага я остановился и стал придумывать, как бы мне этих Чечони разыграть. Я вернулся к магазинчику, чтобы спросить у Lino, как будет по-итальянски "вас вызывают в КГБ", но был поздний час, и магазинчик был закрыт.
- И, слава богу, - подумал я. - Так дебильно с ними еще, поди, не шутили. - Потрогал знакомую надколотую бронзовую ручку магазинной двери и решительно направился во двор.
Во дворе не было их подъезда. То есть, все остальное было на местах, а вместо их подъезда была глухая стена. Я поковырял ее пальцем, она была настоящая и такая древняя, что мысль о какой-нибудь реставрации или перепланировке выглядело совершенно нелепой. А тот ли это двор вообще? Я выбежал на улицу и задрал голову к табличке с номером. Нет, все правильно, via Timavo 5. Я знал каждую букву в этом слове, и даже, вон, один гвоздь до конца не вошел, так его загнули. Я начал ходить квадратами по дворику и тереть лоб. Этого не может быть! Так не бывает! Подъезд - ладно, окна-то куда делись! Постучал бы хоть. Хотя, если нет подъезда, что ж мне, прикажете в окно к ним лезть? Не удобно как-то. Тьфу, ты! О чем я думаю?
В окне у соседнего подъезда загорелся свет, и во двор вышла старенькая соседка. Ну да, это она! Марта!
- Buon giorno, Marta.... Э-э-э... - Да она ведь по-английски не говорит! - Э-э-э...
- I am not Marta. And who are you looking for?
- Oh, thank you, great! You speak English. Would you be so kind, as to explain me where the hell is that Cecioni's place? Ah?
- What Cecioni?
Как это, какие Чечони!? Да вот тут подъезд... Как нет? А, ну да! Действительно. А ремонт тут?.. А, четыреста лет не делали. Ну, правильно, зачем вам! Запрещено? Бывает!.. А Марта - ваша сестра? Как, живете одна? А где Марта? Не знаете... Замечательно! Кофе? Нет, мэм, спасибо... Где мой отель? В Париже... Нет, я здоров. Я вот только посижу тут, на скамеечке немножко и пойду. Куда? Искать Чечони.
Я сидел на скамейке с закрытыми глазами, вдыхал знакомый запах вековых стен, и готов был поклясться, что слышал еле уловимый аромат ее волос. Beate Cecioni. Мне на плечо легла чья-то рука, я вздрогнул, открыл глаза и увидел опять старенькую соседку. Она протянула мне огромное красное яблоко, я взял и молча кивнул, а она вздохнула и ушла к себе. Яблоко было вкусное. Это меня совершенно отрезвило, даже ободрило, и я подумал, что наверняка попал не в тот двор. Может, тут две улицы с таким названием? Ну, конечно, все просто. Центр небольшой, и я его за час прочешу.
Я доел яблоко, поискал, куда бы деть огрызок, и увидел на скамейке вырезанное слово "Stas". Потом скосил глаза левее и увидел смятую банку "Кока-колы" в решетке подвального окна. Больше за решетку видимо никто ничего не совал, и поэтому за ней было чисто, как везде в Вероне. Всё. Мне не нужно ничего больше искать. Я пришел правильно.
Я не помню, как очутился перед университетом Вероны, огромным старинным зданием с колоннами, которое выглядело тем более огромным, потому что располагалось прямо в центре среди узеньких улочек. Я сел на ступеньки, потер лоб и подумал, что странно, какая у меня сейчас пустая голова. Час назад она дымилась и трещала по швам, а сейчас там было тихо и пусто. Я так увлекся исследовательским ощупыванием своей головы, что не сразу заметил девочку, по виду студентку, которая, видимо, ехала мимо на своем велосипеде, остановилась напротив и сейчас с любопытством смотрела на меня блестящими глазенками.
- If you don't speak English - just go, - попросил я и махнул рукой в ту сторону, куда она ехала, переживая, что если она сейчас начнет тараторить по-итальянски, у меня опять будет что-нибудь с головой. Девочка проехала, куда я показал, но тотчас вернулась обратно разочарованная, наверное, потому, что ничего интересного там не нашла. Она поставила свой велосипед, сделала два нерешительных шага ко мне, открыла рот, но, увидев, с каким ужасом я на него смотрел, закрыла его опять. Тогда я пригласил ее жестом присесть, она уселась рядом, я сказал ей по-русски "слушай", а потом также по-русски рассказал все, что со мной случилось. То, что она меня не понимала, меня интересовало меньше всего, мне просто нужны были свободные уши.
Когда я ей все рассказал и автоматически спросил "понимаешь?", она сказала по-русски, что да, она почти все поняла, потому что изучает русский язык, и даже была в Ленинграде. Потом она потянула меня за рукав к темному окну университета и сказала, что, кажется, она знает, что делать. Она хитро улыбнулась, сказала "un momento per esperimento", постучала в окно, потом подождала, приплясывая от нетерпения, и стала стучать опять, пока за окном не загорелся свет. К нам вышел старый prete, священник и ее наставник, выслушал ее краткое изложение моих приключений, сказал, что это "storia divertente", то бишь, забавная история, энергично втащил нас в университетскую дверь и провел в огромную библиотеку.
Там padre Francesco попросил меня рассказать ее опять, что я и сделал с помощью моей ночной феи, которую звали Roberta. Потом он долго и с каким-то невменяемым видом бродил вдоль книжных полок до потолка, совершенно забыв о нас, лишь иногда вскрикивая "ah" или "o" и убегая в какой-нибудь угол библиотеки, но вскоре с сожалением оттуда выходил. Потом он прижал кулаки к своим глазам, постоял так с минуту, и вдруг молча бросился к огромной стремянке, передвинул ее правее, вскарабкался, как белка, до ее середины, выудил какой-то старый фолиант, чуть не рухнул с ним вниз и подбежал к нам.
Padre Francesco ликовал и ерошил свои и так торчавшие в разные стороны седые волосы. Он начал говорить, бегая вокруг нас и постоянно тыкая пальцем в найденную им книгу из частных архивов инквизиции Вероны, а Roberta торопливо переводила мне, что в доме на via Timavo 5, который я показал ему на карте города, действительно жил судейский стряпчий Cecioni с женой и двумя детьми. Сам стряпчий ничем известен не был, но зато его сын, Giovanni, прославился, сделав обширное описание морских рыб и животных их акватории. Сестра же его, Beate Cecioni, известная своей красотой, еще в молодости была "отпущена на волю", то есть, сожжена на костре инквизицией, за ересь, проповедуемую ей после ее скандальной связи с чужестранным иноверцем. И было это в июне 1577 года. Сразу после казни Beate вся ее семья была изгнана из города, жилище их было предано проклятию, а вход в него назван "portone del diavolo" и навеки замурован.

- Вон, оказывается, в чем тут дело-то! А я-то сомневался! Да тут же все ясно как божий день! Да-а-а, отец Франческо - светлейшая голова! - Бурчал я, шагая по ночной Вероне, куда глаза глядят. Roberta ехала за мной на велосипеде и обижалась за своего наставника...
- Ты напрасно такой сердитый. Отец Франческо имеет эксклюзив доступ в архиве инквизиции, и очень много об этом знает. Ведь он нашел твоя Beate Cecioni!
Я остановился, как вкопанный, и обернулся, Roberta налетела на меня, велосипед упал, а сама она повисла у меня на руках, продолжая:
- И если бы отец Франческо не был такой ученый, ты бы так ничего и не узнал...
- Действительно...
- Нет, ты, пожалуйста, не будь так критичен... А где твой отель?
- В Париже.
- А-а-а... Если у тебя нет места для ночевать, ты можешь пойти ко мне... Только поставь меня, пожалуйста, на пол, а то я устала висеть вниз голова. А утром я отвезу тебя в аэропорт.
- На велосипеде?

Что мне подходит?

Хотите выехать за рубеж на работу или для получения обра-
зования? Найдите программы, которые подходят именно вам.

Мой возраст
Мой статус
Моя цель


Добавить резюме
Найти вакансии
Найти резюме
Работа у нас

Яндекс.Метрика
© 2001–2024. ROSPERSONAL.RU. ООО "РУССКОЕ АГЕНТСТВО" ОГРН 5177746360380, Лицензия МВД РФ № 20118771362.
ООО КА "ИОС" ОГРН 117130014660. Все права защищены.
наверх